Документ 88	Paper 88
Фетиши, талисманы и магия	Fetishes, Charms, and Magic
88:0.1 (967.1) Представление о духе, вселяющемся в неодушевленный предмет, животное или человека, есть древнейшее и достойное уважения верование, существующее с тех пор, как началась эволюция религии. Учение об одержимости духом представляет собой фетишизм. Дикарь не обязательно поклоняется фетишу; он вполне закономерно поклоняется и благоговеет перед заключенным в фетише духом.	88:0.1 (967.1) THE concept of a spirit’s entering into an inanimate object, an animal, or a human being, is a very ancient and honorable belief, having prevailed since the beginning of the evolution of religion. This doctrine of spirit possession is nothing more nor less than fetishism. The savage does not necessarily worship the fetish; he very logically worships and reverences the spirit resident therein.
88:0.2 (967.2) Поначалу пребывающий в фетише дух считался призраком умершего человека; позднее стали полагать, что в фетиши вселяются более высокие духи. В итоге культ фетишей объединил все примитивные представления о призраках, душах, духах и демонической одержимости.	88:0.2 (967.2) At first, the spirit of a fetish was believed to be the ghost of a dead man; later on, the higher spirits were supposed to reside in fetishes. And so the fetish cult eventually incorporated all of the primitive ideas of ghosts, souls, spirits, and demon possession.
1. Вера в фетиши ^top	1. Belief in Fetishes ^top
88:1.1 (967.3) Первобытный человек стремился из всего необычного сделать фетиш; поэтому появление многих фетишей было случайным. Человек заболевает; что-то происходит – и он выздоравливает. То же самое относится и к репутации многих лекарств и случайных методов лечения заболеваний. Предметы, связанные со сновидениями, легко превращались в фетиши. Ими становились вулканы – но не горы, кометы – но не звезды. Древние люди считали падающие звезды и метеоры свидетельством прибытия на землю особых духов-посетителей.	88:1.1 (967.3) Primitive man always wanted to make anything extraordinary into a fetish; chance therefore gave origin to many. A man is sick, something happens, and he gets well. The same thing is true of the reputation of many medicines and the chance methods of treating disease. Objects connected with dreams were likely to be converted into fetishes. Volcanoes, but not mountains, became fetishes; comets, but not stars. Early man regarded shooting stars and meteors as indicating the arrival on earth of special visiting spirits.
88:1.2 (967.4) Первыми фетишами были камушки с необычными отметками, и с тех пор человек всегда искал «священные камни». Когда-то ожерелье представляло собой коллекцию священных камней – целый набор талисманов. Камни-фетиши были у многих племен, однако считанные из них сохранились в этом качестве, как, например, Каабский и Скунский камни. Вода и огонь также относились к древним фетишам. Поклонение огню и вера в святую воду существуют по сей день.	88:1.2 (967.4) The first fetishes were peculiarly marked pebbles, and “sacred stones” have ever since been sought by man; a string of beads was once a collection of sacred stones, a battery of charms. Many tribes had fetish stones, but few have survived as have the Kaaba and the Stone of Scone. Fire and water were also among the early fetishes, and fire worship, together with belief in holy water, still survives.
88:1.3 (967.5) Фетишизация деревьев произошла в более поздние времена, но среди некоторых племен поклонение природе привело к вере в талисманы, в которые вселялись различные природные духи. Когда растения и фрукты становились фетишами, их запрещали есть. Одними из первых в эту категорию попали яблоки: левантийские народы никогда не употребляли их в пищу.	88:1.3 (967.5) Tree fetishes were a later development, but among some tribes the persistence of nature worship led to belief in charms indwelt by some sort of nature spirit. When plants and fruits became fetishes, they were taboo as food. The apple was among the first to fall into this category; it was never eaten by the Levantine peoples.
88:1.4 (967.6) Если животное питалось человеческой плотью, оно превращалось в фетиш. Так собака стала священным животным парсов. Если фетишем является животное и в нём постоянно пребывает дух, то фетишизм может смыкаться с реинкарнацией. Дикари во многом завидовали животным; они не чувствовали своего превосходства и часто получали имена в честь любимых зверей.	88:1.4 (967.6) If an animal ate human flesh, it became a fetish. In this way the dog came to be the sacred animal of the Parsees. If the fetish is an animal and the ghost is permanently resident therein, then fetishism may impinge on reincarnation. In many ways the savages envied the animals; they did not feel superior to them and were often named after their favorite beasts.
88:1.5 (967.7) Когда животное становилось фетишем, на его мясо накладывали запрет. Из-за своего сходства с людьми человекообразные обезьяны и мартышки уже в древности стали священными животными; позднее такого же отношения удостоились змеи, птицы и свиньи. Одно время фетишем была корова: на коровье молоко было наложено табу, а ее испражнения пользовались большим почтением. В Палестине существовал культ змей, в особенности у финикийцев, которые, наряду с евреями, считали змею выразителем злых духов. Даже многие современные люди верят в колдовские способности пресмыкающихся. Змей чтили на всём пространстве от Аравии и Индии до племен индейцев моки с их танцами змей.	88:1.5 (967.7) When animals became fetishes, there ensued the taboos on eating the flesh of the fetish animal. Apes and monkeys, because of resemblance to man, early became fetish animals; later, snakes, birds, and swine were also similarly regarded. At one time the cow was a fetish, the milk being taboo while the excreta were highly esteemed. The serpent was revered in Palestine, especially by the Phoenicians, who, along with the Jews, considered it to be the mouthpiece of evil spirits. Even many moderns believe in the charm powers of reptiles. From Arabia on through India to the snake dance of the Moqui tribe of red men the serpent has been revered.
88:1.6 (968.1) Некоторые дни недели были фетишами. Веками пятница считалась несчастливым днем, а тринадцать – злополучным числом. Счастливые числа – три и семь – появились в результате последующих откровений; четыре было счастливым числом у первобытного человека, который уже в древности открыл четыре стороны света. Считалось, что подсчет скота и другой собственности приносит несчастье; древние люди всегда противились переписи населения – «исчислению людей».	88:1.6 (968.1) Certain days of the week were fetishes. For ages Friday has been regarded as an unlucky day and the number thirteen as an evil numeral. The lucky numbers three and seven came from later revelations; four was the lucky number of primitive man and was derived from the early recognition of the four points of the compass. It was held unlucky to count cattle or other possessions; the ancients always opposed the taking of a census, “numbering the people.”
88:1.7 (968.2) Первобытный человек не делал чрезмерного фетиша из секса; репродуктивная функция привлекала лишь ограниченное внимание. Отношение дикаря было естественным; в нём отсутствовали непристойность или похотливость.	88:1.7 (968.2) Primitive man did not make an undue fetish out of sex; the reproductive function received only a limited amount of attention. The savage was natural minded, not obscene or prurient.
88:1.8 (968.3) Могущественным фетишем была слюна; плюя на человека, из него можно было изгнать дьяволов. Старший или знатный человек оказывал высшую честь тому, на кого он плевал. Некоторые части человеческого тела считались потенциальными фетишами, в особенности волосы и ногти. Высоко ценились длинные ногти, выраставшие на пальцах вождя, и их обрезки превращались в могущественный фетиш. Фетишизация скальпов является одной из главных причин последующей охоты за головами. Ценным фетишем являлась пуповина; такое отношение к ней до сих пор существует в Африке. Первой игрушкой человека была сохраненная пуповина. Нередко украшенная жемчугом, она стала первым ожерельем.	88:1.8 (968.3) Saliva was a potent fetish; devils could be driven out by spitting on a person. For an elder or superior to spit on one was the highest compliment. Parts of the human body were looked upon as potential fetishes, particularly the hair and nails. The long-growing fingernails of the chiefs were highly prized, and the trimmings thereof were a powerful fetish. Belief in skull fetishes accounts for much of later-day head-hunting. The umbilical cord was a highly prized fetish; even today it is so regarded in Africa. Mankind’s first toy was a preserved umbilical cord. Set with pearls, as was often done, it was man’s first necklace.
88:1.9 (968.4) Горбатые и увечные дети становились фетишами; считалось что лунатики являются помешанными. Первобытный человек не отличал гения от безумца; идиотов либо забивали насмерть, либо почитали в качестве фетишей. Истерия всё больше подтверждала распространенное верование в колдовство; эпилептики часто становились жрецами и знахарями. На пьянство смотрели как на вид одержимости духом: отправляясь кутить, дикарь вставлял в волосы лист, чтобы снять с себя ответственность за свои поступки. Яды и опьяняющие напитки стали фетишами: считалось, что в них вселяются духи.	88:1.9 (968.4) Hunchbacked and crippled children were regarded as fetishes; lunatics were believed to be moon-struck. Primitive man could not distinguish between genius and insanity; idiots were either beaten to death or revered as fetish personalities. Hysteria increasingly confirmed the popular belief in witchcraft; epileptics often were priests and medicine men. Drunkenness was looked upon as a form of spirit possession; when a savage went on a spree, he put a leaf in his hair for the purpose of disavowing responsibility for his acts. Poisons and intoxicants became fetishes; they were deemed to be possessed.
88:1.10 (968.5) Многие смотрели на гениев как на фетиши, одержимые мудрым духом. Эти одаренные люди быстро научились прибегать к обману и надувательству в своих эгоистических целях. Человек-фетиш считался сверхчеловеком – божественным и даже непогрешимым. Поэтому вожди, цари, жрецы, прорицатели и церковные правители в итоге приобретали огромную и неограниченную власть.	88:1.10 (968.5) Many people looked upon geniuses as fetish personalities possessed by a wise spirit. And these talented humans soon learned to resort to fraud and trickery for the advancement of their selfish interests. A fetish man was thought to be more than human; he was divine, even infallible. Thus did chiefs, kings, priests, prophets, and church rulers eventually wield great power and exercise unbounded authority.
2. Эволюция фетиша ^top	2. Evolution of the Fetish ^top
88:2.1 (968.6) Считалось, что призраки предпочитают вселяться в один из предметов, принадлежавших им при жизни во плоти. Этой верой объясняется действенность многих современных реликвий. Древние всегда почитали кости своих вождей, и скелетные останки святых и героев до сих пор приводят многих людей в суеверный трепет. По сей день совершаются паломничества к гробницам великих людей.	88:2.1 (968.6) It was a supposed preference of ghosts to indwell some object which had belonged to them when alive in the flesh. This belief explains the efficacy of many modern relics. The ancients always revered the bones of their leaders, and the skeletal remains of saints and heroes are still regarded with superstitious awe by many. Even today, pilgrimages are made to the tombs of great men.
88:2.2 (968.7) Вера в святые мощи – это пережиток древнего культа фетишей. Святые мощи представляют собой попытку современных религий рационализировать фетиши дикарей и таким образом возвысить их, сделав достойными и респектабельными в современных религиозных системах. Вера в фетиши и магию считается язычеством, однако поклонение святым мощам и вера в чудеса не вызывают возражений.	88:2.2 (968.7) Belief in relics is an outgrowth of the ancient fetish cult. The relics of modern religions represent an attempt to rationalize the fetish of the savage and thus elevate it to a place of dignity and respectability in the modern religious systems. It is heathenish to believe in fetishes and magic but supposedly all right to accept relics and miracles.
88:2.3 (969.1) Огонь – очаг – превратился в некоторое подобие фетиша, священного места. Поначалу гробницы и храмы становились фетишами потому, что здесь хоронили умерших. Святилище иудеев было возвышено Моисеем до того положения, при котором оно стало вместилищем сверхфетиша – существовавшего в то время представления о законе Божьем. Однако израильтяне никогда не отказывались от сугубо ханаанской веры в каменный жертвенник: «И этот камень, который я поставил памятником, будет домом Божьим». Они глубоко верили в то, что дух их Бога пребывал в таких каменных жертвенниках, которые фактически являлись фетишами.	88:2.3 (969.1) The hearth—fireplace—became more or less of a fetish, a sacred spot. The shrines and temples were at first fetish places because the dead were buried there. The fetish hut of the Hebrews was elevated by Moses to that place where it harbored a superfetish, the then existent concept of the law of God. But the Israelites never gave up the peculiar Canaanite belief in the stone altar: “And this stone which I have set up as a pillar shall be God’s house.” They truly believed that the spirit of their God dwelt in such stone altars, which were in reality fetishes.
88:2.4 (969.2) Древнейшие изображения создавались для того, чтобы сохранить облик прославленных покойников и увековечить их память; это были настоящие памятники. Идолы представляли собой усовершенствование фетишизма. Первобытные люди верили в то, что под воздействием обряда освящения дух проникает в изображение. Таким же образом, благословляя определенные предметы, их превращали в талисманы.	88:2.4 (969.2) The earliest images were made to preserve the appearance and memory of the illustrious dead; they were really monuments. Idols were a refinement of fetishism. The primitives believed that a ceremony of consecration caused the spirit to enter the image; likewise, when certain objects were blessed, they became charms.
88:2.5 (969.3) Моисей попытался обуздать поклонение фетишам у иудеев, дополнив вторую заповедь древнего даламатийского морального кодекса. Он осмотрительно предписал им не делать каких-либо изображений, которые могли превратиться в освященные фетиши. Моисей сказал прямо: «Не делайте себе идолов или изображений того, что вверху на небе или что внизу на земле или что в водах земных». Хотя эта заповедь существенно замедлила развитие искусства у евреев, она действительно уменьшила поклонение фетишам. Однако Моисей был слишком мудр для того, чтобы попытаться одним махом вытеснить древние фетиши, и потому он согласился поместить в ковчег, который являлся одновременно походным жертвенником и религиозной святыней, некоторые святые мощи рядом со скрижалями.	88:2.5 (969.3) Moses, in the addition of the second commandment to the ancient Dalamatian moral code, made an effort to control fetish worship among the Hebrews. He carefully directed that they should make no sort of image that might become consecrated as a fetish. He made it plain, “You shall not make a graven image or any likeness of anything that is in heaven above, or on the earth beneath, or in the waters of the earth.” While this commandment did much to retard art among the Jews, it did lessen fetish worship. But Moses was too wise to attempt suddenly to displace the olden fetishes, and he therefore consented to the putting of certain relics alongside the law in the combined war altar and religious shrine which was the ark.
88:2.6 (969.4) В итоге фетишами стали и слова, в особенности такие, которые считались словами Бога. Так священные книги многих религий превратились в фетишистские тюрьмы, сковывающие духовное воображение человека. Само усилие Моисея по разрушению фетишей превратилось в главный фетиш. Его заповедь впоследствии использовалась для того, чтобы очернить искусство и воспрепятствовать наслаждению и восхищению прекрасным.	88:2.6 (969.4) Words eventually became fetishes, more especially those which were regarded as God’s words; in this way the sacred books of many religions have become fetishistic prisons incarcerating the spiritual imagination of man. Moses’ very effort against fetishes became a supreme fetish; his commandment was later used to stultify art and to retard the enjoyment and adoration of the beautiful.
88:2.7 (969.5) В древности непререкаемое слово-фетиш было внушающей страх догмой – самым страшным из всех тиранов, порабощавших человека. Догматический фетиш приводит смертного человека к самообману, удерживая его в тисках слепой веры, фанатизма, суеверия, нетерпимости и наиболее зверских форм варварской жестокости. Современное уважение к мудрости и истине – лишь недавнее избавление от тенденции к фетишизации, обращение к более высоким уровням мышления и логики. Что касается собрания фетишизированных писаний, которые для различных религиозных людей являются священными книгами, то считается, что не только содержание таких книг истинно, но и что они содержат всю истину. Если в одной из священных книг будет сказано, что земля является плоской, то в течение многих поколений здравомыслящие, в принципе, мужчины и женщины будут отвергать явные свидетельства того, что планета является круглой.	88:2.7 (969.5) In olden times the fetish word of authority was a fear-inspiring doctrine, the most terrible of all tyrants which enslave men. A doctrinal fetish will lead mortal man to betray himself into the clutches of bigotry, fanaticism, superstition, intolerance, and the most atrocious of barbarous cruelties. Modern respect for wisdom and truth is but the recent escape from the fetish-making tendency up to the higher levels of thinking and reasoning. Concerning the accumulated fetish writings which various religionists hold as sacred books, it is not only believed that what is in the book is true, but also that every truth is contained in the book. If one of these sacred books happens to speak of the earth as being flat, then, for long generations, otherwise sane men and women will refuse to accept positive evidence that the planet is round.
88:2.8 (969.6) Обычай открывать одну из таких священных книг, чтобы взглянуть на первый попавшийся отрывок, следование которому может стать определяющим для принятия важных жизненных решений или планов, есть не что иное как откровенный фетишизм. Присягать на «священной книге» или клясться предметом высшего почитания есть вид утонченного фетишизма.	88:2.8 (969.6) The practice of opening one of these sacred books to let the eye chance upon a passage, the following of which may determine important life decisions or projects, is nothing more nor less than arrant fetishism. To take an oath on a “holy book” or to swear by some object of supreme veneration is a form of refined fetishism.
88:2.9 (969.7) Однако переход от страха, который внушал дикарю фетиш в виде обрезков ногтей племенного вождя, к поклонению перед грандиозным собранием посланий, законов, легенд, аллегорий, мифов, поэм и хроник, отражающих, всё же, выверенную в веках нравственную мудрость, представляет собой настоящий эволюционный прогресс, по крайней мере, до тех пор, пока эти писания не объединяют в «священную книгу».	88:2.9 (969.7) But it does represent real evolutionary progress to advance from the fetish fear of a savage chief’s fingernail trimmings to the adoration of a superb collection of letters, laws, legends, allegories, myths, poems, and chronicles which, after all, reflect the winnowed moral wisdom of many centuries, at least up to the time and event of their being assembled as a “sacred book.”
88:2.10 (970.1) Для того чтобы превратиться в фетиши, слова должны были считаться ниспосланными, и обращение к таким якобы священным писаниям вело непосредственно к установлению власти церкви, в то время как эволюция гражданских форм вела к осуществлению власти государства.	88:2.10 (970.1) To become fetishes, words had to be considered inspired, and the invocation of supposed divinely inspired writings led directly to the establishment of the authority of the church, while the evolution of civil forms led to the fruition of the authority of the state.
3. Тотемизм ^top	3. Totemism ^top
88:3.1 (970.2) Фетишизм пронизывал все примитивные культы – от древнейшей веры в священные камни до идолопоклонства, каннибализма, обожествления природы и тотемизма.	88:3.1 (970.2) Fetishism ran through all the primitive cults from the earliest belief in sacred stones, through idolatry, cannibalism, and nature worship, to totemism.
88:3.2 (970.3) Тотемизм есть сочетание социальных и религиозных обрядов. Первоначально люди верили в то, что почтительное отношение к тотемному животному, считавшемуся биологическим предком, служит гарантией пропитания. Тотем был одновременно символом группы и ее богом. Такой бог являлся персонификацией клана. Тотемизм представлял собой одну из стадий в попытке социализировать религию, которая является, в принципе, личным делом. В итоге тотем превратился во флаг, или национальный символ различных современных народов.	88:3.2 (970.3) Totemism is a combination of social and religious observances. Originally it was thought that respect for the totem animal of supposed biologic origin insured the food supply. Totems were at one and the same time symbols of the group and their god. Such a god was the clan personified. Totemism was one phase of the attempted socialization of otherwise personal religion. The totem eventually evolved into the flag, or national symbol, of the various modern peoples.
88:3.3 (970.4) Сумка-фетиш, сумка знахаря, представляла собой мешок с солидным набором предметов, пропитанных дýхами, и древние знахари никогда не позволяли своей сумке – этому символу их могущества – касаться земли. Цивилизованные люди двадцатого века также следят за тем, чтобы их флаги – символы национального самосознания – никогда не касались земли.	88:3.3 (970.4) A fetish bag, a medicine bag, was a pouch containing a reputable assortment of ghost-impregnated articles, and the medicine man of old never allowed his bag, the symbol of his power, to touch the ground. Civilized peoples in the twentieth century see to it that their flags, emblems of national consciousness, likewise never touch the ground.
88:3.4 (970.5) К эмблемам жрецов и царей стали в итоге относиться как к фетишам, и фетиш высшей государственной власти прошел через многочисленные стадии развития – от кланов к племенам, от сюзеренитета к суверенитету, от тотемов к флагам. Фетишизированные цари царствовали по «божественному праву», и существовали многие другие формы правления. Люди превратили в фетиш и демократию, возвышая и почитая представления обыкновенного человека, когда они в совокупности именуются «общественным мнением». Само по себе, мнение отдельного человека считается чем-то малозначительным, однако когда много людей образуют демократическое сообщество, всё то же посредственное суждение становится критерием справедливости и эталоном праведности.	88:3.4 (970.5) The insignia of priestly and kingly office were eventually regarded as fetishes, and the fetish of the state supreme has passed through many stages of development, from clans to tribes, from suzerainty to sovereignty, from totems to flags. Fetish kings have ruled by “divine right,” and many other forms of government have obtained. Men have also made a fetish of democracy, the exaltation and adoration of the common man’s ideas when collectively called “public opinion.” One man’s opinion, when taken by itself, is not regarded as worth much, but when many men are collectively functioning as a democracy, this same mediocre judgment is held to be the arbiter of justice and the standard of righteousness.
4. Магия ^top	4. Magic ^top
88:4.1 (970.6) Цивилизованный человек энергично решает проблемы реальной окружающей среды с помощью науки. Дикарь же пытался решать реальные проблемы иллюзорной среды духов с помощью магии. Магия служила методом манипулирования воображаемой средой духов, происками которых бесконечно объяснялось необъяснимое. Она являлась искусством обеспечения добровольного сотрудничества духов, а также принуждения их к оказанию помощи с использованием фетишей или других, более могущественных духов.	88:4.1 (970.6) Civilized man attacks the problems of a real environment through his science; savage man attempted to solve the real problems of an illusory ghost environment by magic. Magic was the technique of manipulating the conjectured spirit environment whose machinations endlessly explained the inexplicable; it was the art of obtaining voluntary spirit co-operation and of coercing involuntary spirit aid through the use of fetishes or other and more powerful spirits.
88:4.2 (970.7) Магия, волшебство и колдовство преследовали двоякую цель:	88:4.2 (970.7) The object of magic, sorcery, and necromancy was twofold:
88:4.3 (970.8) 1. Предсказывать будущее.	88:4.3 (970.8) 1. To secure insight into the future.
88:4.4 (970.9) 2. Воздействовать благоприятным образом на среду.	88:4.4 (970.9) 2. Favorably to influence environment.
88:4.5 (970.10) У науки те же цели, что и у магии. Человечество прогрессирует от магии к науке не с помощью медитаций и рассуждений, а скорее посредством длительного опыта, постепенно и мучительно. Человек медленно пятится к истине, начиная с ошибок, продолжая ошибками и, наконец, достигая порога истины. Только с появлением научных методов он обращается лицом вперед. Однако первобытному человеку предстояло экспериментировать или погибнуть.	88:4.5 (970.10) The objects of science are identical with those of magic. Mankind is progressing from magic to science, not by meditation and reason, but rather through long experience, gradually and painfully. Man is gradually backing into the truth, beginning in error, progressing in error, and finally attaining the threshold of truth. Only with the arrival of the scientific method has he faced forward. But primitive man had to experiment or perish.
88:4.6 (970.11) Чары древнего суеверия породили научную любознательность. В этих примитивных суевериях заключалось развивающееся живое чувство – страх в сочетании с любопытством; древняя магия содержала прогрессивную движущую силу. Эти суеверия свидетельствовали о появлении у человека желания знать и контролировать планетарную среду.	88:4.6 (970.11) The fascination of early superstition was the mother of the later scientific curiosity. There was progressive dynamic emotion—fear plus curiosity—in these primitive superstitions; there was progressive driving power in the olden magic. These superstitions represented the emergence of the human desire to know and to control planetary environment.
88:4.7 (971.1) Магия оказывала столь сильное влияние на дикаря из-за его неспособности осмыслить естественную смерть. Возникшее впоследствии представление о первородном грехе помогло существенно ослабить власть магии над человеком, ибо оно объясняло естественную смерть. В свое время десять невинных человек нередко лишались жизни из-за мнимой ответственности за естественную смерть одного человека. Это одна из причин медленного роста населения в древнем мире, что и сегодня справедливо в отношении некоторых африканских племен. Даже перед лицом смерти обвиняемый обычно сознавался в своей вине.	88:4.7 (971.1) Magic gained such a strong hold upon the savage because he could not grasp the concept of natural death. The later idea of original sin helped much to weaken the grip of magic on the race in that it accounted for natural death. It was at one time not at all uncommon for ten innocent persons to be put to death because of supposed responsibility for one natural death. This is one reason why ancient peoples did not increase faster, and it is still true of some African tribes. The accused individual usually confessed guilt, even when facing death.
88:4.8 (971.2) Магия естественна для дикаря. Он верит, что врага действительно можно убить, колдуя над прядью его волос или обрезками ногтей. Смертельное действие змеиных укусов приписывалось магии колдуна. Трудность борьбы с магией заключается в том, что страх способен убить. Первобытные люди настолько боялись магии, что она действительно убивала их, и таких последствий было достаточно, чтобы укрепить эту ошибочную веру. В случае неуспеха всегда находилось какое-нибудь правдоподобное объяснение. Неудачная магия исправлялась новой магией.	88:4.8 (971.2) Magic is natural to a savage. He believes that an enemy can actually be killed by practicing sorcery on his shingled hair or fingernail trimmings. The fatality of snake bites was attributed to the magic of the sorcerer. The difficulty in combating magic arises from the fact that fear can kill. Primitive peoples so feared magic that it did actually kill, and such results were sufficient to substantiate this erroneous belief. In case of failure there was always some plausible explanation; the cure for defective magic was more magic.
5. Магические талисманы ^top	5. Magical Charms ^top
88:5.1 (971.3) Так как всё, что имело отношение к телу, могло стать фетишем, древнейшая магия пользовалась волосами и ногтями. Атмосфера скрытности, окружавшая физиологические отправления, вытекала из страха перед врагом, который мог завладеть чем-то, исходящим из тела, и воспользоваться этим для нанесения вреда с помощью магии. Поэтому все испражнения тщательно закапывались. Люди старались не плевать в присутствии других, так как боялись, что слюна может быть использована для вредоносной магии: плевки всегда прикрывались. Даже остатки пищи, одежда и украшения могли стать средствами магии. Дикарь никогда не оставлял на столе после себя объедков. И всё это совершалось из опасения, что враги смогут использовать эти вещи для совершения магических обрядов, а не вследствие осознания гигиенического значения подобной практики.	88:5.1 (971.3) Since anything connected with the body could become a fetish, the earliest magic had to do with hair and nails. Secrecy attendant upon body elimination grew up out of fear that an enemy might get possession of something derived from the body and employ it in detrimental magic; all excreta of the body were therefore carefully buried. Public spitting was refrained from because of the fear that saliva would be used in deleterious magic; spittle was always covered. Even food remnants, clothing, and ornaments could become instruments of magic. The savage never left any remnants of his meal on the table. And all this was done through fear that one’s enemies might use these things in magical rites, not from any appreciation of the hygienic value of such practices.
88:5.2 (971.4) Магические талисманы приготовлялись из самых разнообразных вещей: человеческой плоти, когтей тигра, зубов крокодила, семян ядовитых растений, змеиного яда и человеческих волос. Большой магической силой обладали кости покойников. В магии могла использоваться даже пыль, оставшаяся на следах ног. Древние люди свято верили в любовные талисманы. Кровь и другие виды телесных секреций могли обеспечить магическое воздействие любви.	88:5.2 (971.4) Magical charms were concocted from a great variety of things: human flesh, tiger claws, crocodile teeth, poison plant seeds, snake venom, and human hair. The bones of the dead were very magical. Even the dust from footprints could be used in magic. The ancients were great believers in love charms. Blood and other forms of bodily secretions were able to insure the magic influence of love.
88:5.3 (971.5) Считалось, что в магии могут с успехом использоваться изображения. Люди верили, что плохое или хорошее обращение с изготовленной фигуркой отражалось на реальном человеке. Делая покупки, суеверный человек жевал кусок твердого дерева, чтобы смягчить сердце продавца.	88:5.3 (971.5) Images were supposed to be effective in magic. Effigies were made, and when treated ill or well, the same effects were believed to rest upon the real person. When making purchases, superstitious persons would chew a bit of hard wood in order to soften the heart of the seller.
88:5.4 (971.6) Огромной магической силой обладало молоко черной коровы; такими же свойствами отличались черные кошки. Магическими были посох или скипетр, наряду с барабанами, колокольчиками и узлами. Все древние предметы были магическими талисманами. Обычаи новой или более высокой цивилизации встречались с неодобрением из-за их якобы пагубных магических свойств. В течение долгого времени таким было отношение к письму, книгопечатанию и картинам.	88:5.4 (971.6) The milk of a black cow was highly magical; so also were black cats. The staff or wand was magical, along with drums, bells, and knots. All ancient objects were magical charms. The practices of a new or higher civilization were looked upon with disfavor because of their supposedly evil magical nature. Writing, printing, and pictures were long so regarded.
88:5.5 (971.7) Первобытный человек считал, что к именам следует относиться с уважением, в особенности к именам богов. Имя считалось сущностью, фактором, отличным от физической индивидуальности; его чтили наравне с душой и тенью. Человек закладывал свое имя, когда брал взаймы, и не мог пользоваться им, пока не выкупал его, отдавая долг. Сегодня люди подписывают своим именем вексель. Личное имя быстро стало значительным атрибутом магии. У дикаря было два имени: главное имя считалось слишком священным для того, чтобы им можно было пользоваться в обычных ситуациях; так появилось повседневное имя – прозвище. Дикарь никогда не сообщал своего настоящего имени незнакомым людям. Любое происшествие необычного характера заставляло его брать новое имя. Иногда причиной тому была попытка вылечить болезнь или положить конец неудачам. Дикарь получал новое имя, покупая его у вождя племени. Люди до сих пор вкладывают деньги в звания и титулы. Однако у наиболее примитивных племен, таких как африканские бушмены, личные имена не существуют.	88:5.5 (971.7) Primitive man believed that names must be treated with respect, especially names of the gods. The name was regarded as an entity, an influence distinct from the physical personality; it was esteemed equally with the soul and the shadow. Names were pawned for loans; a man could not use his name until it had been redeemed by payment of the loan. Nowadays one signs his name to a note. An individual’s name soon became important in magic. The savage had two names; the important one was regarded as too sacred to use on ordinary occasions, hence the second or everyday name—a nickname. He never told his real name to strangers. Any experience of an unusual nature caused him to change his name; sometimes it was in an effort to cure disease or to stop bad luck. The savage could get a new name by buying it from the tribal chief; men still invest in titles and degrees. But among the most primitive tribes, such as the African Bushmen, individual names do not exist.
6. Магические ритуалы ^top	6. The Practice of Magic ^top
88:6.1 (972.1) Магией занимались при помощи волшебных палочек, знахарских обрядов и магических формул, и человек, совершающий ритуал, обычно был обнаженным. Среди первобытных магов было больше женщин, чем мужчин. Для магии знахарство означает таинство, а не лечение. Дикарь никогда не врачевал самого себя; он пользовался только теми лекарствами, которые советовали ему специалисты по магии. Знахари-шаманы двадцатого века очень похожи на древних магов.	88:6.1 (972.1) Magic was practiced through the use of wands, “medicine” ritual, and incantations, and it was customary for the practitioner to work unclothed. Women outnumbered the men among primitive magicians. In magic, “medicine” means mystery, not treatment. The savage never doctored himself; he never used medicines except on the advice of the specialists in magic. And the voodoo doctors of the twentieth century are typical of the magicians of old.
88:6.2 (972.2) Магия могла быть публичной и частной. Считалось, что магия, которая практиковалась знахарем, шаманом или жрецом, приносила пользу всему племени. Ведьмы, колдуны и волшебники осуществляли частную магию – личную и эгоистическую магию, которая использовалась как принудительный метод для навлечения несчастья на врагов. Двойной спиритуализм – представление о добрых и злых духах – породил последующие верования в белую и черную магию. И по мере эволюции религии, магией стали называть такие воздействия на духов, которые происходили за рамками своего культа, а также более древние верования в призраков.	88:6.2 (972.2) There was both a public and a private phase to magic. That performed by the medicine man, shaman, or priest was supposed to be for the good of the whole tribe. Witches, sorcerers, and wizards dispensed private magic, personal and selfish magic which was employed as a coercive method of bringing evil on one’s enemies. The concept of dual spiritism, good and bad spirits, gave rise to the later beliefs in white and black magic. And as religion evolved, magic was the term applied to spirit operations outside one’s own cult, and it also referred to older ghost beliefs.
88:6.3 (972.3) В высшей степени магическими были комбинации слов, ритуальные песнопения и заклинания. Некоторые ранние заклинания в итоге превратились в молитвы. Вскоре появилась имитационная магия: молитвы превращались в театрализованные представления, а магические танцы были не чем иным, как инсценированными молитвами. Молитва постепенно вытеснила магию как часть ритуала жертвоприношения.	88:6.3 (972.3) Word combinations, the ritual of chants and incantations, were highly magical. Some early incantations finally evolved into prayers. Presently, imitative magic was practiced; prayers were acted out; magical dances were nothing but dramatic prayers. Prayer gradually displaced magic as the associate of sacrifice.
88:6.4 (972.4) Жест – более древний, чем речь – был более святым и магическим, и считалось, что большой магической силой обладают подражания. Красные люди часто устраивали танцы бизонов: один из них изображал бизона, и если его ловили, то это сулило удачу в приближающейся охоте. Сексуальные празднества Первого мая были всего лишь имитационной магией – недвусмысленными взываниями к сексуальным страстям растительного мира. Кукла впервые появилась в качестве магического талисмана бесплодной жены.	88:6.4 (972.4) Gesture, being older than speech, was the more holy and magical, and mimicry was believed to have strong magical power. The red men often staged a buffalo dance in which one of their number would play the part of a buffalo and, in being caught, would insure the success of the impending hunt. The sex festivities of May Day were simply imitative magic, a suggestive appeal to the sex passions of the plant world. The doll was first employed as a magic talisman by the barren wife.
88:6.5 (972.5) Магия являлась той боковой ветвью древа эволюционной религии, которая со временем принесла плоды научного века. Вера в астрологию привела к развитию астрономии, вера в философский камень – к искусству обработки металлов, в то время как вера в магические числа создала математику.	88:6.5 (972.5) Magic was the branch off the evolutionary religious tree which eventually bore the fruit of a scientific age. Belief in astrology led to the development of astronomy; belief in a philosopher’s stone led to the mastery of metals, while belief in magic numbers founded the science of mathematics.
88:6.6 (972.6) Однако в мире было столько талисманов, что это в значительной мере привело к уничтожению всякого честолюбия и инициативы. Плоды дополнительного труда или усердия расценивались как результат магии. Если на поле одного человека вырастало больше зерна, чем у его соседа, его могли привести к вождю и обвинить в переманивании избыточного зерна с поля ленивого соседа. Действительно, широкие познания были опасны в дни варварства: таких людей всегда могли обвинить в черной магии и казнить.	88:6.6 (972.6) But a world so filled with charms did much to destroy all personal ambition and initiative. The fruits of extra labor or of diligence were looked upon as magical. If a man had more grain in his field than his neighbor, he might be haled before the chief and charged with enticing this extra grain from the indolent neighbor’s field. Indeed, in the days of barbarism it was dangerous to know very much; there was always the chance of being executed as a black artist.
88:6.7 (972.7) Наука постепенно устраняет из жизни элемент азартной игры. Но случись так, что современные методы образования потерпят крах, – произойдет практически немедленный возврат к первобытной вере в магию. Такие суеверия до сих пор остаются в сознании многих так называемых цивилизованных людей. Язык содержит окаменелости, которые свидетельствуют о том, что человечество в течение длительного времени было погрязшим в суевериях; это такие слова, как «очарованный», «родившийся под несчастливой звездой», «одержимость», «вдохновение», «дух вон», «простодушие», «чарующий», «как громом пораженный», «дух захватывает». И разумные люди до сих пор верят в удачу, сглаз и астрологию.	88:6.7 (972.7) Gradually science is removing the gambling element from life. But if modern methods of education should fail, there would be an almost immediate reversion to the primitive beliefs in magic. These superstitions still linger in the minds of many so-called civilized people. Language contains many fossils which testify that the race has long been steeped in magical superstition, such words as spellbound, ill-starred, possessions, inspiration, spirit away, ingenuity, entrancing, thunderstruck, and astonished. And intelligent human beings still believe in good luck, the evil eye, and astrology.
88:6.8 (973.1) Древняя магия была тем коконом, из которого появилась современная наука; она была необходима для своего времени, однако теперь уже не приносит пользы. Фантомы невежественных суеверий будоражили примитивный человеческий ум, пока он не обрел способность порождать научные представления. Сегодня Урантия находится в сумеречной зоне этой интеллектуальной эволюции. Одна половина мира рвется к свету истины и открываемым наукой фактам, в то время как другая половина томится в объятиях древних суеверий и лишь слегка замаскированной магии.	88:6.8 (973.1) Ancient magic was the cocoon of modern science, indispensable in its time but now no longer useful. And so the phantasms of ignorant superstition agitated the primitive minds of men until the concepts of science could be born. Today, Urantia is in the twilight zone of this intellectual evolution. One half the world is grasping eagerly for the light of truth and the facts of scientific discovery, while the other half languishes in the arms of ancient superstition and but thinly disguised magic.
88:6.9 (973.2) [Представлено Яркой Вечерней Звездой Небадона.]	88:6.9 (973.2) [Presented by a Brilliant Evening Star of Nebadon.]